Диковины Севера

Лето на Севере коротко. Не успели прилететь пуночки, а
лужайки уже зеленеют молодой травой. Ей, траве, надо за короткий срок сбросит
семена для продолжения рода себе подобных и не уйти с ними под снег на долгую
зиму. Трава «помнит» об этом и растёт круглосуточно: летом на Севере ночи нет.
Не встретишь в средней полосе России такой сочной высокой травы с огромным
множеством ромашек и колокольчиков. В тайге встречаются сказочные лесные поляны,
поросшие дикими пионами, какие хозяйки южных широт выращивают на своих сотках,
прилагая немалые усилия. Так и уходит всё это великолепие под снег, чтобы вновь
вспыхнуть на другое лето. Поздние грибы и все без исключения северные ягоды «делают»
то же самое, не дождавшись своего «клиента». Клюква настолько хитра, что
полёживает себе под снегом всю зиму, а весной вот она, бери, как свеженькая!


Осень в Усть-Цильме, куда я попал по распределению
после окончания лётного училища, непредсказуема: тёплая и безветренная, окрашенная
багряной палитрой берёз и осинок, она в любой момент может прорваться недельными
дождями с мокрым снегом.


Отец прилетел ко мне в середине сентября, чтобы
пообщаться, отдохнуть и помочь наколоть
дров на зиму. Который день дует северо-западный ветер, принося снежные заряды и
окрашивая белым цветом ещё зелёные луга и кроны деревьев. Дрова колоть в такую
погоду - не дело, а посему ходим уже три дня кряду в коммунальную баню. В селе
нет концертных залов, нет и телевидения (сейчас есть), а коммунальная баня заменяет
всё: клуб по интересам, кафе, а хочешь, то и театр ретро-моды. Местные бабули,
и не шибко бабули, приходят в таких «писаных» (вышитый узор золотой и
серебряной ниткой) парчовых сарафанах, какие не увидишь больше нигде, разве что
ещё на «Красной горке» (праздник в этом селе). Парча добротная,
дореволюционная. Достают они её, выменянную на красную рыбу и соколов староверами-пращурами
у купцов в Великом Новгороде, из кованых сундуков. Не сравнить Усть-Цилемскую
баню даже с питерскими «Ямскими» банями. Тут, в селе, отношение к клиенту «западное».
Дядя Миша, банщик мужского отделения, принесёт тебе в раздевалку, между
заходами в парную, холодненького кваску, чаю, новый веничек, а хочешь, то и
стаканчик «Фетяски» - молдавского вина. Чаевых он не берёт, а расплачиваешься по
выходу за всё и про всё с буфетчицей. Коммунизм, да и только! Мужики в
раздевалке собираются кучками, завёрнутые
чистыми простынями, как древние греки, и неторопливо обсуждают проблемы
сорванного «непогодью» дела - рыбалки или охоты. У них, у мужиков около домов есть
свои баньки, срубленные из листвы (лиственницы), а уж горячи! Их тут ставят
прежде, чем приступают к строительству дома: работникам есть, где помыться,
положить инструменты, а когда и переночевать. Но это всё не то. Общение в селе
всегда стояло на первом месте, а в «коммуналке» всё дёшево и воды таскать не
надо…


- Пойдём сегодня за грибами и за ягодами, - говорю
утром отцу, было заскучавшему от мысли, что и сегодня придётся мыться в бане.


- Да какие грибы, сынок? Посмотри сколько снега, по
колено навалило, - бурчит он и смотрит в окно.


«Попов холм» в этих краях не особо грибное место.
Чавкающая под ногами снежно-грязевая жижа на полях сменяется ярко-зелёным травяным
покровом под кронами деревьев: весь выпавший
снег лежит на густых вершинах елей. Руки сами тянутся к гроздьям брусники, растущей
у стволов деревьев и не замеченной ягодниками. Душистые кусты смородины не
отпускают, пока не оборвёшь все, а рубиновые ягоды клюквы на мягкой моховой
подстилке болотца кажутся крупным просыпанным бисером. Быстро проходит время за
сбором ягод. Не одолевают в это время на Севере комары и мошки, и одежда не
пропитывается липким потом, привлекая их несметные полчища.


- Хватит нам ягод, пойдём грибков поглядим, - говорю
отцу ближе к обеду. – Есть тут у меня одно местечко…. Движемся вдоль холма,
поднимаясь по склону. Ельник плавно переходит в березовый молодняк, сквозь
ветки которого снег свободно падает на землю.


- Какие тут могут быть грибы? Снега намело по
щиколотку! – возмущается отец и уговаривает меня повернуть ближе к дому.


- А вот какие! – показываю ему на присыпанный снегом
обабок (подберёзовик). Отец не верит своим глазам, но гриб срезает, отламывает
ножку и внимательно разглядывает низ шляпки.


- Да нет там червей! – убеждаю его. – Бери все грибы,
которые попадутся.


Большие и маленькие обабки попадаются часто. Некоторые
из них отыскиваем только по характерным бугоркам снега на ровном месте. Вот и
первый красноголовик (подосиновик). Он стоит, как генерал, нахлобучив огромную,
с добрую сковородку шляпку, присыпанную снегом. На невысоком склоне находим с
десяток таких же «генералов», крепеньких и без единого червячка.


Корзинки и бидоны заполнены. Отец сидит на сухой
валежине и перебирает грибы. Он с любовью разглядывает каждый, не веря, что это не сон.


- У нас полдня за таким грибком бегать надо по
посадкам и по оврагам, а здесь вон их сколько! – удивляется он. – Ещё, кажись, стоит один! Сходи-ка, сын,
откопай его…


Жадноват отец до грибов. Он может часами ходить по
квёлым посадкам и перелескам юга Рязанской области и собирать всё, что попадёт,
мол, дома мать разберётся.


«Любовь» к грибам у отца заложена с детства. Девять
детишек было у его родителей, а жили они на востоке Рязанской области в лесных
краях, в рабочем посёлке Ермишь. Грибки для большой семьи были подспорьем и лакомством,
поэтому солили их по осени в бочках и опускали в ледник (погреб). Душистый
пласт солёных груздей, занесённых в тёплую избу бабушкой к ужину, расходился на
ура. Грибки с горячей картошкой в многодетной семье были праздничной пищей…


Напрямую выходим к селу. Отец заглядывает под каждое
дерево и разгребает ногой все бугорки по ходу своего движения.


- Да не растут тут грибы, – говорю ему. – Глянь, смородина висит на кустах, а это
значит, что низина здесь и болото.


- А завтра пойдём за грибами? – спрашивает отец, посматривая
по сторонам. – А то опять в баню «свою» поведёшь!


- Посмотрим, какая погода будет, - говорю ему. - Вон,
видишь, облака разрывает, к морозу это!


Низкие рваные облака ползут в вечернем небе, а корочка
снега уже и похрустывает под ногами. С
наступлением сумерек вовсе разведрило и
подморозило…


- Сегодня ещё разок за грибами сплаваем с тобой в бор
на левый берег реки, а там и за дрова приниматься можно, - говорю утром отцу. -
Пусть они пока морозятся, легче колоть будет.


Он с удивлением смотрит на меня…, потом в окно;
наружный термометр показывает минус пять, а деревянные мостки (тротуары в
Усть-Цильме) покрыты инеем…


Обледеневшая лодка разрезает парящую и густую, как
кисель осеннюю воду. Устье реки Цильма. На низком берегу сосновый бор, а за
бором огромное болото.


- Пойдём, по соснячку походим, – причаливаю к берегу.
– Если грибов не найдём, то клюквы на болоте соберём бидончик.


Бор затих, прихваченный морозом. Заиндевелый и
присыпанный снегом зелёный ковёр черничника и брусничника шуршит под сапогами.
Вот и грибки. Отец пытается срезать моховик, но он, промёрзший, валится и с
корнем вылезает изо мха. Ближе к болоту, в березняке, стоят такие же
«обмороженные» подберёзовики и подосиновики.


А вот и болото. Это огромное, наполненное жизнью
образование не спешит отдаваться зиме. Болото дышит, выпуская струйки пара из
мест выхода ключей. Огромная биомасса не скоро замёрзнет, а в конце зимы,
пользуясь запасом внутреннего тепла, рано «откроется», принимая стаи пернатых.
Птицы найдут здесь тепло и пищу у родников и у ржавых незамерзающих проток.
Клюквы на болоте мало, натоптаны ягодниками тропки; ягоды местные жители будут
собирать на болоте и после нас - до самого конца сентября…



Сегодня можно и дровишками заняться вплотную. На улице минус десять. Промороженные
чурбаки «швырка» (напиленные дрова) колются ловко, колун позвякивает на морозе. Работаем с отцом до темноты,
которая наступает в это время рано, делая небольшие перерывы, чтобы попить чаю
и перекусить. Пласты малосольной сёмги, припасённой на зиму, отрезаем тут же, в
сарае. Морозит всё крепче. Узкая, зеленоватых оттенков полоска полярного сияния
разгорается всё ярче на севере небосвода,
а через час, переливаясь всеми цветами радуги и мгновенно видоизменяясь, занимает
всю видимую небесную сферу. Такое насыщенное сияние и я вижу впервые! Сполохи
красного, жёлтого и зелёного плазменного света с огромной скоростью
перемещаются по небосводу. Отец, забыв про дрова и покачивая от удивления головой,
зачарованно любуется этим великолепным явлением природы….


В октябре с ответным визитом уже я прилетел к отцу на день
рождения. Октябрь в Рязанской области - только середина осени. Относительно
тёплые туманы перемежаются с солнечными деньками. Мужики, а с ними и свободные
от домашних забот женщины в такие тихие вечера выходят во двор поиграть в
домино (было и такое!).


- Ну, что, Палыч, скоро снежок выпадет. За грибами
надо собираться! - подтрунивают отца мужики, наслушавшись его рассказов про то, как он с лопатой и с
молотком за грибами ходил там, на Севере.


Отец усмехается и говорит, что понял…. Выносит из дома
на стол баночку северных маринованных грибков, пакетик клюквы и пару зельдюшек
(рыба - водится в реке Печора) - это для самых неверующих. Такой рыбёшки,
жирной и почти прозрачной, тут ещё не едали!


- Я расскажу вам про баньку тамошнюю, северную, - всё
круче интригует игроков отец. – Мужики в неё ходят как на работу, каждый день,
к вечерку поближе. Телевидения там нет, а театров - тем паче!.. В
шапках-ушанках и в рукавицах мужики заходят в парилку. А как же? Иначе нельзя! Уши
в трубочку мигом свернутся! А ещё по весне, когда дрова у населения
заканчиваются, они печки сёмгой топят! Она жирная, рыба-то эта красная, горит
споро, – хитро прищурившись, привирает отец. Слово «сёмга» в те времена было
тут, в средней полосе России, далеко не всем известным понятием…


Рассказ отца завораживает игроков всё больше и больше.…
Забыв о домино, мужики сидят с открытыми ртами и слушают. Слушают про диковины такого
далёкого и незнакомого им Севера!..