Младшие сыны народов

Украина процентов на двадцать загружала училище своими младшенькими парубками. Большой объём авиаперевозок из аэропорта «Жуляны» и сельское хозяйство республики требовали всё больше и больше молодых авиаспециалистов. Было в Украине Кременчугское вертолётное училище, но не каждый ведь хлопец хочет учиться полётам на геликоптере! К тому же, почти всё руководство Сасовского лётного училища было их земляками: Наприенко – начальник училища, Лысенко – зам по лётной,  Шелупенко – флаг-штурман, Бойченко – преподаватель самолётовождения и автор учебника по этой дисциплине. Вот и тянулись «хохлы к хохлам, как деньги к деньгам»! Бойченко раздавал нам свои учебники с дарственными надписями и требовал безупречного знания всех формул и расчёта элементов полёта в уме по его методикам, расписанным в книге. «Зачем это всё нам, пилотам? При выполнении дальних полётов в экипаж сажают штурмана, и это его работа!» – кочевряжились мы порой, когда получали не совсем «уд». Только теперь я осознаю, что делал преподаватель это не напрасно…. В сложных полётах, когда надо  «ковыряться» в непогоде, а не работать со штурманской линейкой, определение параметров полёта в уме очень даже годилось. «Ну, мущинки, щищки наточили?! – начинал Бойченко свой урок в понедельник дежурной и обязательной плоской шуткой. – Гарны дивчины приезжали на дискотеку? А теперь будем рассчитывать в уме угол сноса, который, сами понимаете, зависит от силы и направления ветра». Акцент весёлого одессита легко угадывался  в  его речи.

В училище младшие ребятишки из Украины мне запомнились тем, что любили службу и воинские Уставы такими, какие они есть. Иногда казалось, что все они «сыновья полка», а любовь к службе заложена у них от рождения. Все внутренние и внешние наряды, по их рвению и желанию, были только для хлопцев. Следили украинцы за своим внешним видом и придавали некоторый не совсем дозволенный шарм своей форменной одежде.

- Воробей на проводе! – хитро щурит глаза дневальный курсант Саша Воробей, отвечая на звонок, и ждёт вспышки гнева на другом конце провода.

- Какой ещё воробей (?), мать твою за ногу! А ну позови мне…, - с улыбкой до ушей выслушивает Сашка запас матёрных слов очередного звонящего командира.

- Скажи, Санёк, как на вашем языке будет звучать во-о-н тот лозунг? – показываю я Воробью через окно казармы на плакат с очень модным в то время изречением: «Пролетарии всех стран объединяйтесь!»

- Голодраньци всиго свиту в идну кучу гоп! -  ни секунды не раздумывая, тараторит Сашка. Видно и у них в Украине этот лозунг примелькался.

Уже в производственном отряде, который был срезом всего нашего многонационального общества, хлопцы выделялись своей наглостью и нахрапистостью.

Только Серёжка Фесенко мог при возвращении с шашлыков остановить машину и, подойдя к милиционеру, ведущему расследование аварии, спросить: «В чём дело, капитан?!» «Ночью машину угнали. Покатались маленько, а потом в ограду въехали…» - начинал объяснять обстоятельства аварии следователь в очках и с фотоаппаратом в руках. «Работайте!» - коротко кивал Сергей и садился за руль.

- Комячки-землячки (из республики Коми) есть?! – кричит Гришка Симоненко, подойдя к огромной очереди в вестибюле кинотеатра стерео в Сочи.

В тот год мы отдыхали семьями на юге. Несколько голов в толпе поворачиваются в сторону Григория и поднимают руки. Хлопцу этого и надо! Он наверняка знает, что в большом курортном городе, в такой толпе, к гадалке не ходи, найдётся человек из северной республики!

-Ну, я из Коми! – признаёт «земелю» мокрый от жары киноман, который стоит ближе к кассе.

- Купи, друг, и мне четыре билета. 

Отказа не было. Как же  - земляк!

Другой раз Гришка поставил меня уж в вовсе неудобное положение. В гостиницах  того времени постоянно висели объявления: «Мест нет, и не предвидятся».  Для Гришки это не являлось проблемой. Он подавал паспорта членов экипажа в окошечко, положив в свой «серпастый и молоткастый» червонец. После получения ключей и документов, не отходя от окошка администратора, внимательно и с умным видом листал возвращённый паспорт, потряхивал его и удивлённо говорил:

- Девушка, а девушка! Тут десять рублей лежали! Посмотрите, пожалуйста, не упали ли деньги на пол?

Барышня, вся рдяная, доставала деньги и возвращала «нахалу».

Когда случилась авария на Чернобыльской АЭС, Григория направили с экипажем на его Родину, где он выполнял полёты по ликвидации последствий уже катастрофы. Там он работал с грузами на внешней подвеске. С малой высоты сбрасывал экипаж вертолёта МИ-8 в очаг пятитонные упаковки со свинцовой дробью, собранной и свезённой в Чернобыль из всех охотничьих магазинов Союза. Предполагалось, что этот лёгкий по сравнению с ядерным топливом металл частично защитит людей от смертоносного гамма-излучения. Умер Григорий достаточно молодым в Ухте, где жил и летал последнее время... 

Начитались Пушкина горцы! Не было тогда компьютеров в каждой семье, вот и ходили они в библиотеки, почитывали классиков. Теперь бы не поехали учиться «на лётчика». А зачем? Продал тонну мандаринов, и целый год сыт, а  нос в табаке!

Поступали в ту пору джигиты в лётные училища! Хотелось и им взглянуть на горы с высоты полёта орла. Республики Кавказа развивали туристический бизнес, а туристов  надо привозить. Эта статья доходов в бюджетах республик Кавказа проходила «красной строкой». Нет, не заметил я «единства и дружбы народов» среди курсантов с юга. Было их мало, и держались они порознь. Грузины больше тянулись к нашим ребятам: православные христиане они в большинстве своём. Рыженькие и русоволосые, грузинские ребята практически не отличались темпераментом и интересами от нас. Конечно, гордость и щедрость у них не отнять! Получив посылку с родины, они были готовы отдать всё и прикупить ещё сока в буфете, чтобы было чем запивать  восточные сладости. 

Гоцеридзе Ладо, который совершил свой первый «парашютный» прыжок со второго яруса кровати в конце первого курса, учился и летал в одном со мной звене. Его отец был командиром лётного подразделения в Тбилиси, поэтому, спустя некоторое время после выпуска, молодого пилота переучили на «ТУ-134». Однажды, когда пришла в нашу прессу очередная волна о «нашествии НЛО», а это бывает в трудные для страны времена, в одной из центральных газет я прочитал интересную статью по этому поводу. В ней писалось, что самолёт Грузинской авиакомпании где-то над Прибалтикой встретил неопознанный летающий объект, который сопровождал их и освещал кабину пилотов ярким лучом света. Видели объект и пассажиры. После прилёта на базу командир и второй пилот были госпитализированы из-за недомогания, а вскоре двое из экипажа скончались от неизвестного науке жёсткого облучения. Вторым пилотом в этом экипаже был  Гоцеридзе (это подтвердили мне уже два «друга», посетителя моей страницы в инете)…. Штурман остался жив и здоров. Он, якобы, сидел в нижней кабине закрытой шторками…

Армяне и Азербайджанцы держались особняком не только в контактах с нами, но и между собой:  «вопрос Карабаха» передался им с молоком матерей. Армяне, вроде бы как по наследству, получали в отряде «тёплое» местечко в вещевой комнате и обитали там всё свободное время. Они же всем, представьте себе, даже грузинам и азербайджанцам, выдавали посылки и получали мзду с каждого из них. Отрядным старшиной был сухощавый и жилистый армянин Галстян, который до поступления в училище отслужил в армии. Командиры спокойно оставляли на ночь в казарме личный состав на этого цербера. Друзей и любимчиков у старшины не было, как, впрочем, и врагов. Мне казалось, что «своих»  и азербайджанцев он гонял больше чем нас: они избегали встречи со старшиной в свободное время и прятались по закуткам.

Неуставных отношений в училище не было. Было нечто, что привело бы нынешних курсантов и солдат срочной службы в шоковое состояние!.. Кто-то, узнав от выпускников об одной обязательной традиции в училище, высчитывал тысяча первую ночь, которая приходится на вторую половину третьего года обучения. Не посвящая многих, начинали готовиться. В поле зрения попадали «вредные» старшины. «Групп захвата» было несколько. В час «икс» неугодным и зарвавшимся маленьким начальникам звонили и вызывали в другое подразделение, якобы к дежурному офицеру. Тут всё и начиналось! На входе в казарму Галстяна подхватывают за руки и за ноги с десяток человек и волокут его извивающееся, брыкающееся и матёрно ругающееся тело к импровизированной «посадочной полосе». «Полоса» разбита в длинном и широком проходе казармы, а вместо ограничительных флажков стоят ботинки. На «полосе» валяются носки, полотенца для ног, клочки газет и бумаги. Пара неудачных «заходов на посадку со сносом» и с «грубым приземлением» делают старшину покладистым: он уже не брыкается. Нос с горбинкой, ставший от «жёсткого приземления» заметно крупнее, поцарапан маленько, и только сверкающие в злобе глаза южанина выдают его затаённую обиду. Другого старшину облили на входе в казарму из вёдер холодной водой, а третьему досталась «провозка по маршруту»: стащили с него верхнюю одежду и попрятали вещи под матрацы и в тумбочки. Старшину подхватили за руки и за ноги, придали, как могли, форму самолёта и, «пролетая» по проходам кроватей, он «руководил полётом» - искал свои вещи. Когда у старшины «кончился бензин», его, одетого ещё только наполовину, просто зашвырнули на второй ярус одной из кроватей. Такая экзекуция младшего начальствующего состава проводилась во всех подразделениях, но с различными импровизациями. Извращений и перегибов со стороны курсантов не было, поэтому мести не замечалось и со стороны старшин. Арабская сказка «Тысяча и одна ночь» - она и есть сказка!.. В производственном отряде, на севере республики Коми, пилотов  родом с Кавказа я не видел. Не слышал я и по радиосвязи разговора с характерным южным акцентом…

И в те годы существовала «лёгкая» протекция при поступлении в учебные заведения. Республики и автономии посылали своих молодых аборигенов учиться лётному мастерству. Отбор кандидатов проходил на местах, при управлениях авиации, а шли эти ребятишки вне конкурса. Углублённая комиссия из Москвы, которая приезжала в училище в сентябре, отправляла по медицинским показаниям домой одних и рекомендовала технические училища другим. Те ребята из глубинки, кто оставался, отличались от среднестатистического курсанта своей исполнительностью, старанием и самостоятельностью. Они, воспитанные где-то вдали от цивилизации,  познали и умели всё! Эдакие маленькие мудрые мужички! Вот и мой сосед по «тумбочке» приехал учиться из села Визинга, которое находится на юге огромной республики Коми. Вадим Сенькин - так звали молодого курсанта. Из его рассказов о разгульной и вольной жизни в родном селе выходило, что ему годков двадцать пять, а то и с гаком. Он чуть не женился после выпускного вечера в школе, по настоянию родителей девчонки, а «вино пьянствовал с друзьями и дисциплину безобразил» с седьмого класса.                                                                                                                           

- Питьевого спирта в магазинах у нас - хоть залейся! – вспоминал Вадим прелести вольной сельской жизни. – Девчата тоже хороши: вылетят зимой с танцев в клубе на улицу в прозрачных кофточках, махнут по половине стакана «чистого» (питьевого спирта), снежком закусят и опять в клуб - буги-вуги, трали-вали!

Вадим неплохо играл на гитаре. Светловолосый и конопатый, он не походил на «жука» из популярной группы, но знал и исполнял песни из их репертуара. Поклонников этой модной и вроде бы как запрещённой в нашей стране группы собиралось рядом с исполнителем поначалу немало. Постепенно песенный ажиотаж прошёл: напряжённый режим учёбы и практических занятий требовал полноценного отдыха. После выпуска распределились мы с Вадимом на его малую Родину, в республику Коми – его в Ухту, меня в Печору.

Выпускной вечер у нашего подразделения был в Москве. Сестра одного однокашника организовала нам торжественный ужин в одном из ресторанов бывшей гостиницы «Россия». Через день мы, молодые пилоты, разлетелись по местам назначения, а это весь Союз!

Небольшой двухмоторный самолётик ИЛ-14, цепляя разорвано-дождевую облачность, везёт меня из Печоры над огромными болотами и тайгой к месту работы. Рядом сидит молодой пилот Володя Гречухин, который учился тоже в Сасове, только в другом отряде. Районный центр Усть–Цильма. Здесь размещена отдельная эскадрилья – место нашей теперешней работы. На перроне аэропорта, обходя и перепрыгивая большие лужи, нас встречает «по поручению товарищей» Гришка Симоненко. Подхватив большие чемоданы, он ведёт нас в комнату отдыха, где собрались лётчики по случаю временной задержки вылетов по району. За столом четверо пилотов играют в преферанс, а остальные упражняются на бильярде. Началась новая, самостоятельная и не похожая на курсантскую жизнь, которая проходила под постоянной опекой командиров. Бурное освоение Севера требовало большого количества самолётов и вертолётов. Летали в ту пору мы много, нарушая  КЗоТы и инструкции профсоюзов.

За одиннадцать тысяч часов, проведённых в северном небе, было у меня всё: взлёты и вынужденные посадки по причине отказа двигателя, посадки при видимости ноль, броски самолёта мощными нисходящими потоками на триста метров вниз в «шквалистом вороте» грозового облака. А самое главное и страшное - были потери…. Володя Гречухин, пришедший со мной в отряд, погиб при взлёте ранним осенним утром на площадке Харьяга. Случилось это после устранения техниками неисправности самолёта, которая обнаружилась в полёте накануне. У него в экипаже был только что, летом, пришедший молоденький второй пилот, который «бороздил» небо Севера месяца три, а в фюзеляже сидели два техника, устранявшие дефект. Погибли все…. Прошли годы, но ещё издали было заметно при подлёте к этой площадке чёрное обгоревшее пятно на месте падения самолёта. Тундровая растительность «зализывает» свои раны долго…

Крайний - так говорят суеверные космонавты - полёт запомнился  мне так же подробно, как и первый самостоятельный вылет. Чёрное с неподвижными яркими звёздами небо над фонарём кабины. Зеленоватый мягкий свет приборов, подсвеченных ультрафиолетовыми излучателями. Не шелохнёт. Самолёт будто завис. Я командир эскадрильи и пилот первого класса выполняю контрольно-проверочный полёт на допуск к пилотированию ночью молодого командира самолёта. «Продзынькал» маркер дальней приводной радиостанции. Посадку выполняю сам: последняя она, как-никак…. Но что это? Почему фонари посадочной полосы расплываются и лучатся, переливаясь всеми цветами радуги, как звёзды, когда смотришь на них через мокрое стекло?.. Слезинка покатилась по моей щеке. Надо же, скупая такая, мужская слезинка…. Откуда и взялась только? А почему подрагивают губы? Не ощущал такого чувства раньше! Наверно от холода…. Вон как морозит после захода солнца…

Всё на земле преходяще…. Не умирают в полётах пилоты! За этим строго следит авиационная медицина. Пилоты, если повезёт, молодыми уходят с лётной работы на пенсию, выполнив свою основную миссию в этом мире!