Младшие сыны народов

«И было у отца три сына. Двое умные были, а третий, младшенький – лётчик…»


(Профессиональный
юмор в трудную минуту).





Жарко. Верхняя
полка пассажирского поезда «Москва – Вернадовка» - не мягкое место в купейном
вагоне. Раннее утро. Схожу на станции Сасово в надежде, да нет, скорее в полной
уверенности на поступление в лётное училище Гражданской авиации. Родители
ненавязчиво артачились, видя во мне будущего доктора, но смирились с
выбором сына. Мне оставалось одолеть
судьбу!.. Километра полтора иду по
«железке», источающей не совсем знакомый, но приятный запах мазута от не успевших
остыть за короткую летнюю ночь пропитанных шпал. С тропинки, которая натоптана
по заливному лугу, вижу в лучах восходящего солнца на противоположном крутом
берегу реки Цны золотисто-жёлтые двухэтажные домики авиационного городка. На
понтонном пароме с «ручной тягой» переправляюсь на другой берег. Казарма,
медицинская комиссия, экзамены, конкурс. Я курсант!..


Собрала судьба нас,
будущих пилотов, не спрашивая, в Сасовском лётном училище. Со всего Союза
приехали младшенькие сыны своих отцов учиться лётному мастерству. Поскрёбыши, а
именно так называют их в народе, чудили всегда! То лягушку приволокут с болота
и познакомят её со своей матерью, мол, царевна!.. То коня маленького
ушастенького поймают во ржи и летают на нём по соседним царствам и
государствам…


Все республики и
автономные области мечтали иметь свою полноценную авиацию. Быстрыми темпами шло
освоение нефтяных и газовых богатств западных областей Сибири и Европейского
Севера. Развивалась и прокладывала маршруты во все страны реактивная
пассажирская авиация. Требовало применения самолётов и сельское хозяйство, для
обработки хлопчатников, садов и полей.


Много училось с нами иностранных
курсантов из стран восточной Азии, Индии и Африки. Младшие сыны, за обучение
которых страны платили тугриками и донгами, жили с нами в казармах. Сыновья
богатых арабов, африканских вождей племён и хозяев авиакомпаний проживали
отдельно: им предоставляли места в общежитиях квартирного типа.


- Золотом платят их государства за обучение, вот им и
привилегии разные, - промеж собой обсуждали мы щепетильный международный
вопрос. - И на зарядку их не выгоняют ни свет, ни заря, как нас. Да и бывает ли
она у них вообще? А в увольнения - хоть каждый день ходи. Нам бы так!


Не знали мы, семнадцатилетние
пацаны, всех подробностей жизни наших взрослых дяденек того времени. Наверняка
за каждым ушедшим в город иностранцем присматривал «особист». Всё одно, не
обошлось без происшествия. Однажды, вернувшиеся из увольнения ребята наперебой
рассказывали, что иностранцев не видно было в электричке. Не пустили, стало
быть, их нынче в увольнение.


- А я видел сегодня одного в
буфете столовском. За сигаретами он стоял. Прикиньте, пацаны, синяков у
африканцев не бывает! Только бровь рассечена у него и царапина на щеке, а глаз
заплыл, и его не видно вовсе! Местным городским «ершам», скорее всего, он не по
душе пришёлся, - говорит кто-то из ребят в казарме.


Как обучали «капиталистов», мы не
знали и не догадывались. Процесс их теоретической подготовки и лётного обучения
был для нас тайной за семью печатями. Иностранцев мы видели только на субботних
дискотеках, куда приезжали местные красавицы на электричке, да ещё в магазинах
авиационного городка. Словесные контакты с курсантами из-за «бугра» были
полностью исключены. За этим пристально присматривал человек из «первого
отдела». Лишь однажды мне удалось коротко поговорить с хиндустанцем, у
отца которого была небольшая авиационная
компания в Дели и десяток транспортных самолётов. «Заставили учиться, - пояснил
он мне на достаточно хорошем русском языке. – Без пилотского свидетельства и
без налёта часов я не стану полноправным наследником дела отца».


Народная Монголия была только у
истоков социализма. Бедная аграрная страна, бедный народ…. Но, гляди-ка, и она
направила четверых своих сыновей обучаться лётному мастерству. Вьетнамцев, тех
человек пятнадцать прибыло на первый курс! У них в стране два года назад
начались ковровые бомбардировки, а в прошлом году американцы ввели свои войска.
«Война юга с севером»! - талдычили нам ежедневно средства массовой информации.
Тогда почему наши солдаты приходят со срочной службы с боевыми медалями и
орденами, а по телевизору только и слышно о сбитых американских самолётах Б-52
в небе Вьетнама? Всё мудрёно переплелось в этом мире. И не вот тебе
разберёшься! А мы молодые курсанты, и за нас есть, кому думать! Чем вьетнамцы
хуже монголов? Им тоже нужны пилоты, чтобы разобраться с «южанами!» Большинство
из них переучат потом на наши боевые истребители, а кто-то останется в
транспортной авиации. Воинственный и неприхотливый этот маленький народец,
который не угомонился и продолжал воевать даже тогда, когда американцы подвели
к их берегам армады крейсеров и авианосцев. Только в семьдесят третьем году
прошлого века потихоньку свернулись на территории Вьетнама боевые действия и
испытания своего оружия двух огромных держав – России и Америки.


Монголов и вьетнамцев разместили
в казармах рядом с нами, и всё свободное от учёбы время мы общались с ними без всяких ограничений. Русский язык,
которому их обучили на краткосрочных курсах
в Москве, был никакой. Командный состав требовал от азиатов
обязательного и полного выполнения Уставов и установленного режима. Монголы, в
отличие от маленьких и сухощавых вьетнамцев, делающих всё сообща, быстро и
неуклонно, любили поспать. Голосовой сигнал подъёма монголы игнорировали, или
не успевали переводить это слово на русский после глубокого сна. Командиры
подбегали к батырам, расталкивали их и волокли в строй. Наши ребятишки, давно
стоящие в строю, улыбались, наблюдая ежедневное, с различными импровизациями
весёлое представление. Уж больно сонный и недовольный вид был у посланцев
древней страны: жёсткие вороные волосы торчали причудливым клоком, кислые мины
на лицах, а щелки глаз уже, чем у наших ребят во время сна.


- А вы пошлите этих командиров к
чёрту, а то и куда подальше! – подучивал их кто-то, перед тем как уснуть. - Вы иностранцы!
Чего вам будет? Не бойтесь, не выгонят из училища! За всё у вас заплачено…


Надо сказать, что матёрные слова
шибко нравились монголам. Они первым делом выспросили наших ребят: что и как называется и куда следует послать
человека, если он тебе неприятен. Мне
кажется, что это любопытство было у них на генном уровне, и они вспоминали
забытое и утраченное за семьсот лет своё,
родное. В последнее время муссируется версия, что именно с
монголо-татарским игом пришли к нам эти матёрные нехорошие словечки.


- Почёль к щёрту! – и впрямь
кричит Гомбо на командира роты поутру, когда тот, выполняя уставное требование,
бесцеремонно скидывает с курсанта одеяло.


- Почёль на куль! – ещё громче
орёт иностранец и делает злое, как ему кажется, выражение лица.


Через минуту Гомбо в строю, а
расплачиваться приходится нам. Юрий Командиров, командир нашей роты,
отыгрывается на всём личном составе: заставляет сотню раз присесть и пару
разиков «отбиться». Больше ни у кого не возникала мысль так углублённо обучать
иностранцев нюансам русского языка…


Перед тем как летать, надо прыгнуть! Прыгнуть с парашютом, чтобы не
возникало чувство страха при покидании кабины самолёта в аварийной обстановке.
Весной, когда зацвела сирень, а солнышко поднималось рано, началась подготовка
к прыжкам. Практическое десантирование выполняли на рассвете: нет вертикальных
восходящих потоков и горизонтальных порывов ветра. Травматизм при прыжках
предполагался минимальный, но, как всегда бывает при массовых мероприятиях, не
обошлось без приключений…


Десантирование назначено на
четыре часа утра, а это означает, что побудка будет в два. Ни один курсант не
сомкнул глаз той ночью. «Нервы?» – подумаете вы. Да какие нервы! Не было их у
нас, молодых и здоровых тогда вовсе! Был нормальный юношеский максимализм,
дополнительный впрыск адреналина и небольшое общее «возбуждение толпы».
Анекдоты и весёлые истории сыпались как из рога изобилия во всех уголках
казармы. Так уж заведено на Руси, что в каждом уважающем себя коллективе всегда
находится свой «Василий Тёркин». То с одной, то с другой стороны огромного
помещения раздавался дружный, но всё же в половину голоса хохоток. Уснул только
один курсант…


- Разрешите прыгать?! – слышит
кучка собравшихся хохмачей громкий и серьёзный голос севшего на край верхней
кровати курсанта Гоцеридзе. Все подумали, что шутит так горец, но почему у него
такие осоловелые и смотрящие в никуда глаза? «Артист!» - подумали балагуры, а кто-то из ребят, не
мудрствуя лукаво, крикнул: «Первый…, пошёл!» Ладо, как истинный джигит, не
задумался ни на секунду и сиганул. Как выяснилось позже, короткий сон одолел
курсанта, а перевозбуждённая подкорка головного мозга не спала и сделала своё
чёрное дело. Не разрешили посланцу гор прыгать этим утром: рана на лбу у Ладо
немного кровоточила. Прыгал он позже - с другой ротой.


Вывихи и растяжения при
приземлениях были, но то, что произошло с другим курсантом, не припоминали и
бывалые командиры. Прыгали мы с обычным десантным парашютом ПД-47, у которого
вертикальная скорость снижения, если учесть наш «бараний» вес, не превышает
пяти метров в секунду. На теоретических занятиях учили устранять мелкие
«неисправности» парашюта в полёте: перехлёст купола стропой и двойной
перехлёст. Эти нештатные ситуации заметно увеличивали вертикальную скорость
парашютиста. Всего-то при этом и надо - достать из кармашка, пришитого на бедре,
выкидной нож, закреплённый шнуром от безвозвратного падения, и обрезать
одну-две стропы. Теоретики не учли психологического состояния человека, который
совершает свой первый прыжок: резкий перепад давления при свободном падении,
которое около ста метров, и дополнительный выброс в организм гормонов вызывают
эйфорию. Это чувство сравнимо с тем, которое возникает после бокала
шампанского в Новогоднюю ночь.


Очередная группа курсантов
покинула самолёт и медленно снижается. Радость переполняет душу каждого, и они,
громко переговариваясь и «скользя» для сближения друг с другом, видят нечто: с
большой вертикальной скоростью вниз проносится курсант, у которого на парашюте
произошёл двойной перехлёст, и громко горлопанит песню. Парнишку «забрало»
шибче всех, и он не слышит друзей, как глухарь в сосновом бору весной, когда у
того наступает брачный период. Не слышит он ни ребят, ни командиров, кричащих с
земли в мегафон. Приземлился «солист» раньше всех и ближе к лесу, в редком
кустарнике. Машины управления и скорой помощи прибыли на место падения быстро,
и было опечаленные командиры, не веря глазам своим, застают такую картину:
курсант, как и учили, собирает парашют в сумку, а сам допевает припев песни не
допетый до конца в полёте. Медики не обнаружили травм, хотя скорость
соприкосновения с землёй была у него около семи метров в секунду. Это, как нам
пояснили на разборе, всё одно, что прыгнуть с крыши двухэтажного дома!


Не выполнил прыжок только один курсант
по фамилии Рапопорт. Его неоднократно уговаривали, одного на самолёте поднимали
для прыжка, наливали, говорят, сто граммов водки для куража и от «медвежьей
болезни», но руки мальчишки на высоте становились настолько сильными, что
инструктор не мог оторвать его от внутренних конструкций самолёта, за которые
курсант цеплялся. Отчисление было неизбежным… (будет продолжение)