Икра ершовая

Тот, кто собирался на рыбалку, на неделю и больше, знает, как хлопотно и долго надо готовиться. Прежде всего, надо хорошо подумать и подобрать всё необходимое дома, чтобы не упустить какой мелочи. Потом закупить продукты, собрать в одном месте посуду, палатку, примус, сеть, тёплую одежду и прочее, и прочее…. С  этой целью я  возил на машине двух своих приятелей, с которыми собрался отдохнуть и порыбачить на тундровом озере. Всё что покупали и брали из дома, укладывали у меня в гараже. Я за рулём, а  друзья к концу сборов были уже полностью «готовы» к предстоящим трудностям весенней рыбалки в тундре. Когда мы подъехали к гаражу, чтобы выгрузить имущество, мои ребятки  уже не особо хотели выходить из тёплого салона автомобиля. На предложение развезти их по домам они дружно отказались, что выразилось в отрицательном мотании головами. Мог бы я оставить их в гараже и идти домой, но из мужской солидарности расположился рядом с ними в салоне автомобиля. Решили, что ночёвка в гараже адаптирует к тем условиям, которые ожидают нас за полярным кругом. Погода за воротами гаража стояла мерзопакостная: шёл дождь со снегом и задувал северный промозглый ветер. Двойное укрытие, гаража и машины, создавали определённый комфорт, который постепенно таял по мере остывания двигателя. Спать в салоне втроём тесновато, и Виктор забрался в спальный мешок, в котором и расположился сбоку от машины на дощатом полу. До полуночи не спали, обсуждая предстоящие заботы и маршрут. Пригревшись под тёплой одеждой и переговорив обо всём, уснули…

 

Проснулся я, когда кто-то вошёл в гараж, оставив одну воротину открытой. В проёме стояла едва различимая женская фигура с зонтом, пытаясь в темноте что-то разглядеть. На фоне слабого уличного освещения я узнал Надьку – жену бедолаги, что примостился в спальном мешке под бочком у машины.

- Ах, вот вы где! – закричала она, подбегая к авто и открывая заднюю дверь. – А где Витька?! Витька где, спрашиваю я вас?!

Санёк на треть вывалился в неожиданно открытую заднюю дверь и таращил ещё не проснувшиеся глаза. Узнав жену своего друга, прохрипел:

- Надюха, это ты? Надь, мне плохо! Плохо мне! А Витёк твой…, я не знаю где он. Вроде тут был... сначала…, а щас вроде его и нет. Домой, поди, ушёл!

 

Витек, конечно же, от знакомого до боли голоса проснулся, но не подавал признаков жизни. Он притих в спальном мешке у колеса машины, перестал похрапывать, не шевелился, а возможно и не дышал, закрытый от своей зазнобушки автомобилем. Потом-то Витька понял, какую глупость натворил. Поругала бы супруга его для порядка, побила бы немного «больного», но такого родного человека, а теперь… Я спокойно полёживал на переднем сиденье, но быстренько поднял спинку, когда Надюха разошлась не на шутку. Она вымещала накопившееся за вечер и почти бессонную ночь зло на Сашке, который сидел сзади, поколачивая его по плечу и по голове своими маленькими кулачками и неумело матерясь. Санёк, как партизан твердил одно:   «Не знаю! Не знаю, Надюх!»… А он действительно не знал где Витька, потому как уснул раньше всех. Надюха  погрозилась профсоюзом, покричав и попинав колесо машины, и удалилась, хлопнув дверью так, что мы окончательно проснулись. Незапланированное собрание и митинг протеста против вероломства жён прошёл в салоне по горячим следам, но выступающие произносили свои речи почему-то шёпотом. Посмеялись, повозмущались поведением подруги жизни Витьки, но решили, что действовала она правильно. Провинившийся притих и не особо выступал в прениях. Он, видимо,  уже смекнул, к чему может привести его якобы отсутствие.

- Дурак я, - уныло пробурчал Витёк. – Получил бы пару дежурных оплеух, зато сидел бы с вами теперь как человек, а теперь объясняй ей утром. Поверит ли ещё?

Витькина грусть рассеялась очень скоро. Надежда снова ворвалась в гараж, как фурия злая, но, обнаружив нас всех троих в машине, успокоилась. Витьке, конечно же, досталась не пара оплеух, а побольше. Когда его жена ушла, накинув замок с внешней стороны ворот, чтобы нас «сороки не унесли», он ликовал и, как мне  показалось, потихонечку пел.

- Теперь порядок! Она видела моё «логово», и осложнений не будет, – радовался Витька. – Можно смело отправляться на рыбалку.

 

Было начало седьмого, когда мы потихоньку стали укладывать вещи в машину. Надо заехать ещё по домам, чтобы взять кое-какую мелочёвку и Сашкино ружьё... Приспичило нас всех одновременно. Только теперь мы вспомнили, что дверь гаража заперта снаружи. Попытка открыть её, поддев ножом замок, ни к чему не привела:  щель между воротин была слишком мала. В этот ранний час в гаражах ни души, и мы стали действовать наверняка: притихли, прислушиваясь и переминаясь с ноги на ногу. Это занятие, а может быть, нам это только показалось(?), длилось довольно долго. Обострённый созревшим пузырём слух уловил едва слышимые шаги. На наш барабанный перестук в дверь к гаражу подошёл человек, но  не снял замок сразу, а спросил:  «Кто вы такие и почему вас много?»

- Открывай скорей, мужик, а то поздно будет! – свернув губы в трубочку, прокричал ему в щель Сашка.

Мужик несколько секунд думал, или выдерживал паузу, а потом открыл, удивлённо глядя на нас, резво бегущих в разные стороны.

- Даже спасибо не сказали, - пробурчал избавитель и зашагал своей дорогой. Мужик был уже далеко, когда мы начали обсуждать его нерасторопность и полное отсутствие мужской солидарности.

Как мы оправдывались дома в своём отсутствии - история умалчивает. Всё закончилось вполне благополучно, если не считать трёх царапин, появившихся на щеке у Сашки.

- Доставал ствол со шкафа, а он возьми  да упади, – уверял нас Санёк.

- Бывает! – посмеивается Витька. – Я, давеча, дрова рубил, так одна щепка отскочила и по морде, и по морде!.. Ружьё-то у тебя трёхствольное? Где купил такое? Царапин-то ровно три!

 

В этот же день, ближе к обеду, мы были на одной из буровых установок за полярным кругом. Перетащили вещи к речушке, по которой нам предстояло плыть почти сутки вниз по течению до озера. Шурка, не в меру полный командир вертолёта, тут же начал хлопотать насчёт перекусить. Развязав рюкзак, он достал большой чугунный казанок, с которым не расставался в отрыве от дома  ни-ко-гда, и развёл костер. Его упитанность была всегда подозрительной для медицинских работников ВЛЭК (Высшая лечебно-экспертная комиссия). Шура украинец, поэтому, приезжая из отпуска от сала и борща, постоянно мучился неделю, а то и две. Он ежедневно ходил в сауну и крутил велотренажер до тех пор, пока его весовые параметры не приходили в «доотпускную» норму. Жена, смекнув, что мужа могут «списать» с лётной работы по медицинским показателям, кормила его дома как птичку. В столовых же, на рыбалке и на охоте Шурец отрывался по полной программе и восполнял недополученные дома калории.

- Только вдали от дома и поешь досыта, - говорит Шурка, шевеля дрова в костре и заправляя в казан лапшу, тушёнку и большие шматки сала. – Дома-то что? Утром глазунья из четырёх яиц, - сам себе отвечает Шурец, - а вечером половину кастрюли салата съедаю и кефиром запиваю. Этим, хоть залейся! Разок бы жена забыла его купить! Обрыдла мне вся эта домашняя диетическая пища.

В свою компанию охотники и рыбаки Сашку брали с большим удовольствием: горячий завтрак, обед и ужин гарантировались на весь период. Он не отказывался и от другой какой житейской работы,  порой ущемляя себя даже во сне.

 

Казанок кипел и скворчал, когда мы с Витькой решили подготовить лодки к сплаву. У одной из них, одноместной, не оказалось клапанов: в пылу объяснений с женой, Санёк забыл их положить в рюкзак.

- Ты лучше бы казанок свой забыл…, или лодку…, а клапана взял! – зло, сквозь зубы бурчит Витька. –  Легче было бы тащить клапана-то! Куда мы этот кусок резины теперь денем? А ты, на чём поплывёшь?!

 

Препирания на рыбалке и охоте бывают очень редко, потому как неуместны они, да и поправить   промашки уже невозможно. Пробуем заткнуть клапанные отверстия хлебным мякишем: воздух не держится. Когда обедаешь, мысли работают чётко и ясно. На буровой по образцу от двухместной лодки токарь быстро нам выточил  пластиковые заглушки с резьбой и вырубил резиновые прокладки.

 

В конце мая ночи за полярным кругом не бывает, а только плотные сумерки. Разместились в двух лодках. Сашку, от греха подальше, посадили на одноместную и забрали у него большую часть груза. Весенняя вода споро понесла нас по течению вниз. Наступило полное безделье, выраженное в обозрении окружающего ландшафта и в редкой работе вёслами для удержания лодки на стрежне. Пейзаж весенней тундры однообразен, как картина Казимира Малевича «Чёрный квадрат». Лишь изредка вспорхнут и улетят из-под подмытого берега быстрые чирки да пролетят отставшие от основной массы стаи гусей на большой высоте. Иногда подплываем к берегу, чтобы размять затёкшие ноги и попить горячего чая. Ближе к утру у всех начался «клёв»: глаза самопроизвольно закрываются, но решаем плыть, так как установка палатки займёт много времени. С Витькой мы иногда дремлем, подменяя друг друга, а вот Саньку приходится туго. В какой-то момент сон одолел всех одновременно. Проснулся я в лодке,  плотно сидящей на мелководье в залитых водой кустах. Напарник посапывает, а Сашкиной лодки нет. Где он? Вверху ли, внизу по течению? Остаётся только гадать.

- Возможно, Санёк мимо нас с прищуренными глазами проскочил, - проснувшись, высказал свою догадку Витька. – До конца отпуска ждать друг друга теперь будем!

Пока кипятили и пили чай, вопрос решился сам собой. Из-за поворота реки показалась лодка и сияющее как блин на солнце лицо Шурика.

-   Вы горяченького не приготовили!? – кричит Сашка издали, увидев дымок костра. – Я в водоворот на изгибе реки попал, и меня носило по кругу. Спал вроде бы как недолго, а промёрз насквозь! И голова кружится маленько. Но это от голода. С вестибулярным аппаратом у меня полный порядок!

- В чём мы тебе приготовим горяченького-то? Ты казанок свой из рук не выпускаешь, с собой возишь! А в чайнике чего мы тебе приготовим? – кричит Витька, и уже мне, шёпотом: - Теперь ещё тут часа два проторчим!

Из-за тучек проглядывает низкое солнце, но холодно. Перекусив за компанию с Сашкой, плывём дальше. После обеда приглядываемся к левому берегу, где «наше» озеро небольшой протокой сопрягается с речкой. Только ближе к вечеру плывём по стоячей воде озера, усиленно работая вёслами, дабы немного согреться. Причаливаем к свободному от кустов берегу и поднимаемся на поросший карликовыми берёзками бугорок. Ставим палатку. Теперь надо установить сеть, а все остальные дела -  позже.

 

Подыскивая место для установки сети, плывём вдоль берега. Но что это за длинные серые палки висят впереди над водой? Ба! Да это же щуки! Кто-то давненько поставил сеть, а уровень воды метра на два упал. Вот и висят рыбины в ячеях сети у кустов - вроде бы как сушатся. Снимаем рыбу из «воздушных» сетей. Эта работа намного труднее, нежели доставать её из воды: резиновая лодка неустойчива, когда в ней стоишь и работаешь с сетью. Рыба не испортилась, потому как средняя температура в тундре в это время года как в хорошем холодильнике. Щуки большие, матёрые, а некоторые экземпляры до метра длинной. «Кто же тут был? Оленеводы?.. Геологи? - рассуждаем промеж собой. - Посёлков и буровых установок поблизости нет!» Чужую рыбу брать негоже. Законы тундры и обычные людские уклады не позволяют этого делать, когда люди сыты и здоровы. После выхода на берег прикапываем снятую рыбу снегом в лощинке. По пути к палатке, уже в сумерках, Шурка с ружьём идёт впереди.

- Песец! – кричит Витька, остановившись и показывая на кусты слева.

- Росомаха! – ещё громче орёт Сашка и, не мудрствуя лукаво, стреляет навскидку из обоих стволов по чёрненькой мордочке, выглядывающей из кустов метрах в сорока от тропы. «Тяв, тяв, тяв», - слышим удаляющийся лай-визг.

- Песец наверно! – возбуждённо шепчет Сашка. – Росомаха так не лает. Подранил я его. Пойдём, нагоним!

- Откуда тебе-то знать, как песец тявкает! – останавливает нездоровый охотничий азарт Сашки Витёк. – Запрещена сейчас охота на песца, да и никчёмный мех у него в эту пору: линька у зверей теперь.

 

На месте где скрылся «песец» бусинки алой крови, а на снегу, который ещё остался на склоне, следы небольшого зверька. «Странные какие-то следы у песца! – удивляемся мы. – Цепочкой должны идти, а тут вразлёт, да и след слишком мал для жителя тундры. С такими малюсенькими лапками по снегу не вот тебе и побегаешь зимой. Может быть собачка? Хозяин сети ставил, а она и отбилась. Коли так, то живёт она тут около двух недель, если судить по подвешенным щукам».

- Да нет! Говорю я вам, что песец это был! – защищает свои охотничьи навыки и опыт общения с природой Сашка. – Вы не так бы ещё ноги раскидывали, когда сзади стреляют! А то вразлёт следы, вразлёт!..

 

Все попытки подозвать собачку закончились ничем: она так и не показалась, посчитав нас за своих кровных врагов…

 

Разнепогодилось. Два дня провалялись в палатке, изредка проверяя сети и усиленно питаясь. На озере большая волна, задувает промозглый ветер и беспрестанно сыплет мокрый снег. У выхода из палатки в ведре шелестит примус «Шмель» и создаёт почти домашний уют, за рюкзаками, в головах лопочет на русском языке с акцентом на средних волнах «Радио Пекина». Москву приёмник не «берёт», хотя она намного ближе. Шура обеспечивает нас регулярным четырёхразовым питанием.

- Мотор, – приподняв голову и прислушиваясь, говорит Витька. – Не слышите, глухари?

- Мерещится тебе, – возмущается не совсем проснувшийся Сашка. – Такси только на трёх вокзалах в Москве услышать можно, но не здесь же!

 

Через минуту в перерывах завывания ветра ясно слышим звук подвесного мотора. Лодка уткнулась в берег рядом с нашими «резинками»; двое мужиков в штормовках идут в сторону нашей палатки.

- Здорово, ребята! – поприветствовали они нас, подойдя к откинутому пологу. – Вы тут собачки не видали? Чёрненькая такая, общительная… Прошлый раз отбилась она как-то, а нам некогда её искать было: на смену спешили. Тут до буровой часа три «пилить» надо на «Казанке».

- Нет! –  мгновенно сообразив, лукавит им Сашка и мотает головой. – Какой такой собачки? Собачки мы тут не видели. Рыба ваша там, на берегу снегом прикопана.

- Была бы рядом, то всяко вышла бы к людям! – развивает мысль друга Витька. - Садитесь, чайку сгондобим!

- Ну ладно, коли так. Спасибо. У нас термос есть. Пойдём сети с кустов снимать. В другом месте поставим - поближе к буровой, а то далёко больно сюда плавать, – попрощались мужики и пошли к берегу.

 

Со стороны озера раздался звонкий и весёлый лай с повизгиванием. Собачка-умница, переждав в кустах некоторое время, на всякий случай, выбежала к своему хозяину и вертелась юлой вокруг ног, прыгая ему на грудь от радости встречи.

- Смотри-ка, Сань, живая собачонка-то! На тебя хозяину жалуется. Вон тот, мол, толстый в меня дуплетом шарахнул! – подтруниваем мы коллегу, поднимаясь.

 

На берегу, куда мы подошли проводить гостей, Сашка изловчился и, выбрав момент, спихнул кусок колбасы и хлеб носком сапога в воду. Эти продукты мы положили для собачки дня три назад, когда разнепогодилось, но она, голодная, не притронулась к пище своих врагов. Держалась собачонка теперь за хозяином, со злобным оскалом выглядывая из-за сапог на нас, а вернее на Саньку…

- Хорошо живёте! – усмехнулся один из буровиков, отталкиваясь веслом от берега и показывая на воду. – Вон, и колбаса, и хлеб у вас по озеру плавают! Зачем рыбу ловить?

- Да это мы давеча... на пикник к берегу выходили вот и обронили колбасу-то, –  до конца привирает Санёк. – В палатке скукота, бока отлежать можно от безделья, а тут раздолье!

Мужики оставили половину улова нам и убрались вместе с собачкой так же быстро, как и появились.

 

Мои напарники сели в лодку и поплыли проверять сеть, а по пути Сашка достал из воды  кусок колбасы: не пропадать же добру! Я взял его ружьё и пошёл на протоку посмотреть уток. Отошёл совсем недалеко, когда услышал со стороны озера крик,  мат, смех и снова крик. Спешу к нашему «причалу». Подойдя к озеру, наблюдаю картину: Витёк на каком-то обрубке лодки изо всех сил гребёт к берегу, матёрно ругая Сашку, которого я не вижу.

- Не шевелись! Держись за верёвку!.. А то, блин, оба утонем!

 

Только у берега я разглядел Санька. Он, как кит загарпуненный китобоями, неподвижно распластался в воде за лодкой и, чётко выполняя инструкции напарника, держался за бортовую верёвку одной рукой. По пояс мокрый Витька ловко работал вёслами, но больше ругался. Когда ребята выбрались, то всё стало ясно: колбаса, выловленная за бортом Сашкой, свеженькая, будто из холодильника, не могла пролежать в кармане штормовки больше пяти минут, и он решил подкрепиться. Резать колбасу охотничьим ножом на колене опасно! Подумав желудком раньше, чем головой, он второпях отхватил  кусок колбасы прямо на борту лодки и… половина, где сидел Витька, осталась на плаву, а Сашка… Хорошо, что у лодок есть внутренние перегородки. В одежде, да ещё в такой ледяной воде, им бы не выбраться на берег. Улов и охотничий нож ушли в дар «хозяину» озера. За мирские грехи всегда надо платить! Стесняться в тундре некого, а посему, отжавшись, Шурка проворно засеменил к палатке. Хорошо, что Санёк забыл дома только клапаны, а ремонтный комплект сунул в рюкзак. Когда  залатали лодку и поднялись к лагерю, там всё было на мази: над костром булькал казанок, распространяя удивительный аромат, а в большой чашке белели куски рыбы, замороженной до твёрдости камня по технологии местных аборигенов (горсть соли и снег). «Строганина» - замороженное тонко струганное мясо или рыба с солью – любимое блюдо местных аборигенов и оленеводов. Вкусный ужин, тепло костра и душистый чай отодвинули все наши заботы и злоключения на второй план…  

 

Утром другого дня проснулись рано. Завтрак, конечно же, был готов, а на импровизированном столе стояла банка с золотистого цвета икрой...

- Ешьте, сони! Икра ершовая! – продолжает удивлять Сашка изысками. – Сознайтесь, гурманы, ведь не едали такой диковинки? Не бойтесь, икра свежая, только что присолил!

 

 Оказывается, рано утром Шурка, повинуясь инстинкту «выживания», пошёл наполнить чайник к ручью, впадающему в озеро. Около небольшого водопадика он вошёл в воду в бродовых сапогах, но не понял: ещё вчера светлое песчаное дно было чёрным, а светлым оно оставалось только двумя кругами вокруг сапог. В наполненном чайнике плавали небольшие рыбки. Прикинув биомассу ершей, Сашка понял, что среди рыбы, это вовсе не рыба! Выбрасывая «мусор» из чайника, он заметил на руке золотистые икринки. Когда голова работает - ноги быстро бегают! «Надоить» полулитровую баночку икры было пустяковым делом. Малосольная икра с чёрствым чёрным хлебом была очень даже хороша к утреннему чаю. Экзотические блюда Шурка готовил на протяжении всей рыбалки: мы ели заливную щуку (наваристая уха застыла в желе), приукрашенную клюквой, собранной им на болоте, ели супец из потрохов уток, а основным деликатесом являлось запечённое в фольге сало «з перцем». Только Шурик мог не взять клапаны от лодки, зато умудрился сунуть в рюкзак пакетик крахмала. Кисель из берёзового сока и клюквы, я уверен, не подают ни в одном ресторане мира, даже в гостиницах с пятью звёздами!

 

Всё кончается в этом мире. Вот и наша рыбалка подошла к концу. Сутки сплавляемся до посёлка Хорейвер на лодках, а оттуда на рейсовом самолётике летим домой. Белой рыбы - сигов и пеляди поймали мало, но, как говорят охотники и рыбаки, «важен сам процесс»!..      

 

После каждого отпуска, а особенно после поездки на юг, я всегда оставлял недельку, чтобы отдохнуть от «отдыха» на море. Тишина, естественность и неповторимость присущи богатой северной природе. Только в тундре можно получить полноценный отдых, который ни в коей мере несопоставим с южной духотой, очередями и сутолокой. Тайга и тундра врачуют и очищают ауру человека, восстанавливают утраченные в мирской суете силы и «зализывают» моральные раны!..

 Возможно, кто-то со мной и не согласен? Это Ваше право.  В конце концов, есть Турция…, острова в Карибском море. Выбирайте!..